Возвращение Низвергнутого - Страница 31

К оглавлению

31

— Нет! Ты… ты не можешь принять у меня исповедь! Я облечен таинствами нашего ордена, запретными для ушей посторонних! Только иерарх Привратников может требовать от меня исповеди! Только он!

— Я не буду вопрошать тебя о тайнах твоего ордена, — брезгливо поморщился старик, по-прежнему удерживая перед собой руку. — Я задам тебе лишь один вопрос. Всего один. И стоящие рядом братья монахи будут свидетелями нашего доп… нашей беседы и того, что я не преступил грань допустимого. Если пожелаешь — потом я сам открою свою душу в исповеди. Видит Создатель — я в ней нуждаюсь! Преклони колени, Морвикус! Преклони… или умри!

Привратник заглянул в суровые и безжалостные глаза Искореняющего и, с хриплым всхлипом, начал медленно опускаться на колени. Но не успели его колени коснуться усыпанной пеплом набережной, как он метнулся в сторону и бросился бежать ко все увеличивающейся толпе горожан. На ходу сорвал мешок, сунул руку в горловину и… дико завопил, объятый огнем. Но превратившийся в сгусток пламени человек не прекратил своего стремительного бега. Загоревшийся мешок упал на землю, а Морвикус, по-прежнему вопя во всю глотку от чудовищной боли, охватившей его тело, поднес ко рту сжатый кулак. Сделал еще один гигантский прыжок и рухнул на землю в трех шагах от окаменевшей толпы, когда языки ослепительно-белого шипящего пламени прожгли его тело насквозь. Горящая голова по инерции прокатилась вперед и застыла в шаге от ног пузатого стражника, уставившись на него провалившимися глазницами и изрыгая пламя из разверстого в последнем крике рта. Издав перепуганный, тонкий визг, стражник отпрыгнул назад и опрометью бросился прочь, увлекая за собой остальных. Через мгновение порт обезлюдел.

— Что ж… теперь он искупил свою вину, понеся заслуженную кару. Остальное решится на суде Создателя, — сухо произнес отец Флатис, будничным жестом стряхивая с рук остатки пламени. — Но мы не узнали ничего от этого предавшего Создателя еретика… Братья монахи! Негоже трогаться в путь, не отслужив поминальной службы по всем несчастным, что сегодня расстались с жизнью! Не забудьте упомянуть и Морвикуса, хоть душа его и грешна безмерно. Но поторопитесь — впереди нас ждет долгая дорога!

Безмолвно кивнув, монахи кинулись к пепелищу, а седой священник развернулся к баркасу, где, обхватив мачту руками, сидел потрясенный до глубины души заключенный, совсем еще юный, но полностью седой мальчишка.

Со страхом взглянул он в пылающие синим огнем глаза священника, ожидая услышать приговор. Но услышал вопрос:

— Раскаялся ли ты в совершенном грехе, сын мой?

— Рас-скаялся, ваше святейшество, — хрипло выдохнул дрожащий всем телом парень, вставая на колени и покаянно опуская голову. — Видит Создатель — раскаялся.

— Хорошо… — чуть помедлив, кивнул старик. — Я велю расковать твои кандалы. И поговорю с начальником стражи. Сегодня ты понес достаточное наказание за совершенное злодеяние. И обращайся ко мне — отец Флатис. Я всего лишь священник.

Но заключенный словно не услышал его слов. Подняв лицо, он вновь заглянул в глаза священника и тихо произнес:

— Отче… примите мою исповедь. И… и позвольте отправиться с вами. Я хочу искупить свой грех и заслужить прощение Создателя Милостивого. Позвольте!

— И ты готов отринуть от себя мирскую жизнь и презреть мирскую суету? Готов посвятить себя служению Создателю?

— Готов, отче!

— Что ж… да будет так, сын мой, — кивнул священник и зашагал прочь, провожаемый благоговейным взглядом заключенного, так и не вставшего с колен и лишь утиравшего бегущие по щекам слезы…

Глава пятая
Ядовитое море

Вокруг все было серым, мрачным и безжизненным.

Серая вода вокруг, серые небеса, нависшие над головой, и даже корабль с набрякшими от сырости парусами, и тот казался серым на фоне остального.

Про свои серые ледяные щупальца и вспоминать-то не хотелось, но они сами великолепно напоминали о себе, деловито ощупывая пространство вокруг меня и обвиваясь вокруг снастей. Вели себя настолько самостоятельно, словно они вовсе и не часть моего организма. Пусть чужеродная его часть, но все же растущая прямо из моего загривка. Да и что там грешить против истины — ледяные отростки уже не раз спасли мне жизнь и существенно помогли мне как против реальных врагов, так и против потенциальных, к коим я относил, например, ту толпу, что собралась в порту, когда мы отчаливали. Не будь у меня страшного и отвратительного на обычный взгляд веера щупалец над головой, то еще неизвестно, позволили ли бы нам беспрепятственно отойти от причала. Да, щупальца полностью оправдывают свое право торчать у меня из шеи…

Так и стоял на носу нашего небольшого кораблика, пытаясь сам себя убедить, что вросшие в основание моего черепа щупальца даже полезны и что вообще это сущая мелочь. Подумаешь, десять щупалец бесцеремонно сменили место жительства с куска горного хрусталя на мою шею. Всего-то!..

— Утро доброе, господин, — басовито прогудело у меня за спиной, и я недовольно хмыкнул, оборачиваясь к Рикару.

— Не сказал бы.

— Ну… живы остались и то хорошо! — преувеличено бодро отозвался здоровяк, сжимая ладонями виски и мученически морщась.

— Что, голова раскалывается? — лениво поинтересовался я. — Тут уж извини — больно уж ретиво ты за кинжалом наклонился. Вот и врезал тебе.

— Спасибо, что плашмя ударили! — в тон мне отозвался Рикар и неожиданно ухмыльнулся. — Хоть я и не помню этого. Тикса просветил, склирс низкорослый. Я как очнулся, а надо мной рожа его ехидная маячит… с прозеленью…

31