— Чудо! Это чудо! — завопил один из местных, вздымая к небу опаленную бороду и потрясая руками. — Создатель явил нам чудо, люди! Не дал городу обратиться в пепелище! Не оставил нас без крова!
Мгновение висела тишина, а затем толпа разразилась ликующими криками, восславляя всеблагого Создателя, не покинувшего их в беде, явившего свою милость.
Радовались не все — упавший на колени хозяин трактира безутешно рыдал, глядя на обугленные остатки своего заведения и размазывая по жирным щекам копоть вперемешку со слезами. Этой ночью он лишился всего. От горьких стенаний он оторвался, лишь когда его грубо затрясли за плечо. Подняв залитое слезами лицо, Жирный Пит узрел наклонившегося над ним человека в монашеской рясе, и сочувствия в холодных глазах этого молодого священнослужителя не наблюдалось вовсе.
— Ты Жирный Пит? — коротко поинтересовался монах. — Ты хозяин трактира?
Пит безмолвно кивнул и тут же услышал приказ, окончательно повергнувший его душу в смятение и страх:
— Во имя Создателя — ты пойдешь с нами! Вставай!
В третий раз отец Флатис остановил отряд в порту, куда привел их двойной след, невыносимо воняющий Морграатом, отмечающего всех своих последователей этим гнилостным клеймом. Ночь заканчивалась, уже забрезжил смутный зимний рассвет.
То, что они не сбились со следа, стало ясно, как только они завидели толпу возбужденно гомонящих полуодетых, несмотря на мороз, людей. Подъехав вплотную, священник спешился и зашагал вперед, не обращая внимания на почтительно и одновременно боязливо расступающихся перед ним горожан. Белоснежные одеяния священника и опоясывающий талию тонкий багрово-красный пояс говорили сами за себя, указывая на принадлежность сурового старика к ордену Искореняющих Ересь.
Пронзительно-синие глаза пристально ощупали лица замолкших людей, пробежались по запятнанной темными пятнами каменной набережной, внешне бесстрастно взглянули на темную морскую воду и лишь затем сосредоточились на лежащем на спине обезглавленном трупе, в чьем животе торчал глубоко вошедший багор.
— Голова вон там, ваше святейшество, — почтительно произнес дюжий краснолицый детина, тыкая пальцем в сторону.
— Святой отец.
— А?
— Обращаясь ко мне, говори — святой отец, — сухо повторил священник, наклоняясь над обезображенным телом и проводя над ним раскрытыми ладонями, что-то вполголоса бормоча.
Отступившая назад толпа жадно наблюдала за действиями священника. Те, что стояли позади, вытягивали шеи, что не пропустить ни единого жеста или слова. Чего бы ни ожидали люди, их ждало разочарование — с трупом не произошло ровно ничего. На первый взгляд. Несколько подошедших вооруженных монахов ясно видели, как нависшая над телом несчастного темная дымка начинает медленно колыхаться и рассеиваться.
Перейдя к лежащей в нескольких шагах отрубленной голове, священник повторил свои действия, выпрямился, несколько минут задумчиво смотрел в море, затем обернулся и, ткнув пальцем в давешнего говорливого детину, велел:
— Говори. Все, что видел и слышал из произошедшего здесь. Остальным оставаться на месте во имя Создателя! Кто попытается уйти или не откроет душу в искренней исповеди, попытается что-либо скрыть, будет обличен в пособничестве проклятым некромантам и отправлен прямиком на очищающий от скверны костер! Во имя Создателя! Братья монахи, проследите, чтобы никто не попытался избежать беседы!
— Говорить? — переспросил дюжий мужик, мысленно кляня себя за длинный язык. Надо же было ему указать, где лежит отрубленная голова, словно Искореняющий Ересь сам бы не увидел!
— Говори! — громыхнул старик, заставив широкоплечего горожанина испуганно съежиться и разразиться словесным потоком.
— Да что тут говорить-то, святой отец! Мы местные — портовые. Я сам из грузчиков. Здесь работаем, здесь и ночуем. Вон в той пристройке к складу. Спервоначально набат услыхали и, от сна пробудившись, наружу выскочили. Там и зарево увидали. Сразу поняли, что у Жирного Пита полыхнуло.
— Почему не побежали тушить пожар?
— Дык, как можно, святой отец? — всплеснул руками детина и обернулся, ища поддержки у стоящих за спиной таких же дюжих и широкоплечих работяг. — Нам от склада отлучаться никак нельзя — мы тут заодно и товары одного купца сторожим. Прознай он, что мы его товары заморские без присмотра оставили, враз нас крова над головой лишит, а то и из порта погонит, без куска хлеба оставит… Никак нельзя, отче! Чем семьи кормить прикажете потом? Верно я говорю, братья?
— Верно!
— Как есть верно, святой отец!
— Пожар тушить не помочь грех, конечно, но и детишек малых куска хлеба лишать не годится! Потому и остались!
— Ладно, — кивнул отец Флатис. — Что дальше было?
— Потом топот приближающийся услыхали. Шум шагов слышим, а ничего не видать — без факелов бежали, по такой темени-то! Сразу ясно — недобрые люди! Честным людям света бояться нечего!
— Ты про лязг скажи, не забудь! — встрял один из грузчиков, пихнув говорящего в плечо.
— Не забуду, — отмахнулся тот, войдя в раж рассказчика, к которому приковано все внимание. — Железом громыхало, это верно. Гулко так грохало. А как пришлые из-за домов появились да на свет луны и ламп выходить начали, так мы обомлели! Человек десять, и все с ног до головы вооруженные. Еще с ними коротышка был — ну, гном.
— Гном? Или человек маленького роста? — перебил старик, вперившись в рассказчика внимательным взглядом холодных глаз.
— Гном! — уверенно ответил грузчик, остальные согласно закивали, подтверждая его слова. — Как есть гном, самый всамделишный. Они и у нас в городе есть — кузнечным делом да торговлей занимаются. Навидались уж, не спутаем!